Профпросмотр

Год 2015 начался с гремящих кинострастей; мы же можем считать февральский 5 o’clock первой кинопробой белорусской редакции Fashion Collection: Лилия Магамадова, страстная почитательница важнейшего из искусств, беседовала с Игорем Сукмановым, программным директором кинофестиваля «Листопад».

Л.М.: Если бы я встретила вас где-то за пределами Беларуси, ни за что не подумала бы, что вы белорус: у вас очень нетипичная внешность – скорее, скандинавская. Я имею в виду ваш образ в целом. Вы свой имидж продумываете или это идет от каких-то кинематографических образов и настроений?

И.С.: Действительно, есть тут генетический момент: во мне немножко скандинавской крови. А что касается образа… я сейчас даже покраснел, потому что это для меня всегда большая проблема. У меня нет четкого представления о стиле, нет четкой установки одеваться в соответствии с какими-то канонами. Я больше ориентируюсь просто на вещи, которые мне нравятся. Плюс образ жизни, связанный с путешествиями, тоже накладывает свой отпечаток.

Л.М.: Поучается такой smart casual, причем вы создаете ощущение героя артхаусных фильмов, честно! Игорь, я хочу поговорить с вами непосредственно о том, чем вы занимаетесь. Когда-то я прочла, что вы киноаналитик. Слово «кинокритик» мне не нравится: оно негативное, такое чувство, что этот человек разносит кино в пух и прах. Я читала ваши отзывы о фильмах – вы так не поступаете. В свое время, когда я пыталась развести оба этих понятия, то поняла, что киноаналитик подразумевает глубочайшие знания и опыт. С развитием соцсетей, блогов, колумнистики у нас появилось очень много «кинокритиков» и «киноаналитиков». Но чаще всего это просто люди, которые смотрят фильм и пишут свой, назовем с натяжкой, отзыв на основе личных эмоций. Так скажите, какая база знаний, какой опыт, какое специальное образование необходимы, чтобы стать киноаналитиком в хорошем, правильном понимании термина?

И.С.: В первую очередь, надо любить кино – даже в большей степени, чем самого себя. Потому что то, о чем вы говорите, – реально существующая проблема, которую я адресую к вопросу эгоцентризма. Это попытка притянуть свои пять минут славы…

Л.М.: Что заканчивается фиаско, чаще всего.

И.С.: Зачастую это почти синонимы. С этой же точки зрения мы, чаще всего, видим не желание обогатить окружающих самой сутью искусства кино, приблизиться к нему, а желание поставить себя рядом или заслонить собой. Есть много остроумных, достаточно интересных людей в этой сфере, но при этом я вижу большую проблему – «не искусство, но я». Одно время было интересно читать подобное из-за острых формулировок, хорошего слога, но со временем все превратилось в какую-то пену. По большому счету, умной киноаналитики становится все меньше и меньше.

Л.М.: Я тоже читаю подобное с точки зрения словесности, но я не получаю информации: редко кто сравнивает новые фильмы с классикой, чаще всего это ярмарка тщеславия и самолюбия. Проблема в том, что зачастую такие люди возводят себя в ранг профессионалов. Это всегда очень коробит, поэтому я и спросила о базе знаний.

И.С.: Есть разные подходы. Режиссер может киношколу, пойти во ВГИК, а с другой стороны, мы знаем и самоучек, чья любовь к кино компенсировала этот недостаток. Можно сказать, что необходимо иметь «корочку», но ведь много талантливых киноведов и кинокритиков, которые, как Андрей Плахов (а он один из лучших в России), получали, к примеру, техническое образование. В этом смысле готового рецепта нет. Но есть одна очень важная вещь – предмет нужно очень любить, жаждать разобраться в нем по максимуму.

Другой подход не связан с классическим понятием «критика» (поскольку в современном понимании оно часто заменяется понятием «критиканство» на уровне «ерунда/шедевр»): все это нужно любить настолько что вопрос градации «нравится/не нравится» должен отступать на задний план. В первую очередь, здесь мы имеем дело с попыткой проникнуть в суть, понять, в чем волшебство, в чем магия и феноменальность того или иного произведения. Есть фильмы, которые я не люблю. Не мое кино. Но с точки зрения массового ажиотажа они становятся любопытным предметом для анализа, ведь процесс киноведения – это такое гурманство, когда ты начинаешь копаться в сути и вдруг обнаруживаешь вещи, которые, может, даже самим автором не были заложены. Но ты настолько увлечен этим процессом, что начинаешь созидать и сам, поэтому, с этой точки зрения, мир кино помогает развивать творческие способности.

Л.М.: Если уж мы заговорили о непрофессионалах в кино: сейчас я наблюдаю в российском кинематографе странную волну. Лобан, который, по большому счету, не имеет никакого специального образования, Санаев…

И.С.: На протяжении жизни люди меняются: в них пробуждаются новые способности и интересы, поэтому вполне можно начинать режиссером, а закончить сценаристом или наоборот. Франсуа Трюффо вначале занимался кинокритикой: да практически вся французская новая волна вышла из кинокритики. Это были молодые полемисты, бунтари, которые восставали против коммерческого кино – все это формировалось вокруг культового издания Cahiers du cinéma. Трюффо называли «критиком с пистолетом», потому что он в пух и прах разбивал своих оппонентов, и практически все старшее поколение французского кинематографа, за малым исключением, подвергалось резкой обструкции с его стороны.  А потом это вылилось в созидательный процесс, он пошел дальше. Трюффо, Годар, Шаброль, Риветт, Ромер – такая плеяда имен, которые начинали как люди пишущие и, придя в кино, совершили там маленькую революцию.

Л.М.: Я бы сказала, революция не была маленькой, потому что эти имена будет жить еще очень долго. Игорь, так как вы относитесь к тому, что в кино приходят непрофессионалы? Ведь есть мнение, что, если у человека есть природная чуйка, лучше его не учить, потому что ее можно разрушить классическими канонами. Я долго об этом думала и так и не смогла прийти к однозначному выводу, хорошо это или плохо.

И.С.: Если есть талант, неважно, есть образование или нет: ты так или иначе себя проявляешь и реализовываешь. Вопрос в том, что в этом пространстве есть огромное количество людей талантливых, есть люди одаренные – соответственно, каждый пробует, но жизнь все расставляет по своим местам. Можно бесконечно спорить о личном отношении к тому, что делает тот же Лобан или Тарантино, но факт остается фактом: картины становятся контентом этой дискуссии. Они привлекают к себе внимание и несут такую энергетику, которая мало кого оставляет равнодушным. Но параллельно есть некое количество людей, которые считаю себя режиссерами или мечтают об этом качестве, но получается у них в меньшей степени. Так что это такая тайна.

Л.М.: Наверное, это и есть волшебство. Мне всегда было интересно, как хорошим режиссерам снимать хорошие фильмы, когда 90% людей ждут выхода «Человек-паук» в 3D? Люди не готовы к хорошему кино? Ведь в Голливуде в 90-х снимали вполне пристойное сбалансированное кино, не артхаус, но и не жвачку – «Запах женщины», «Форрест Гамп», а сейчас этого нет. Что происходит?

И.С.: В 90-х, на мой взгляд, это было уже остаточное явление, отголосок; расцвет же умного, авторского Голливуда приходится на 70-80-е годы. Все очень просто: кино тоже имеет тенденцию к коммерциализации, мы все прекрасно знаем, что вопрос зарабатывания денег стоит на первом месте, соответственно, аудитория, которую можно массово привлечь, – это аудитория молодая. Отсюда комиксы, отсюда фэнтези – некая простенькая субкультура, которая в результате стала массовым достоянием, и телевидение, и кинематограф, в том числе, сыграли свою роль в этой инфантилизации. В этом смысле феноменальна картина «Аватар»: это как раз «не мое» кино, но оно мне интересно тем, что затрагивает коллективное подсознательное, и из этого можно делать очень любопытные выводы. Степень его популярности связана с тем, что он в какой-то мере выступает в защиту виртуального пространства, в которое все погружаются и внутри него начинают себя персонифицировать. История человека, который меняет свою реальную жизнь на жизнь компьютерного персонажа, отражает характерные умонастроения в обществе. Лично я считаю это глубоко неправильным, но вокруг виртуальности рождается культ, и эта картина здорово воплотила идею. Поэтому, повторюсь, в кинематографе мы имеем слепок массового желания и массового сознания, и задача стоит снимать то кино, которое уходит от реальности как можно дальше, где люди превращаются в сверхгероев. Такой мир – мир инфантильных фантазий. Это порождает проблемы, и эти проблемы обостряет авторский кинематограф, кинематограф одиночек, которые пытаются противостоять обществу потребления.        

Л.М.: Бросают вызов?

И.С.: Да, это своего рода протест и вызов, но первична здесь внутренняя потребность противостоять. Что бы ни диктовали в этом огромном глобальном пространстве, но всегда есть люди, которые иначе смотрят на мир вещей. То, что может противостоять и противостоит Голливуду, эти маленькие фестивальные форпосты в какой-то степени пытаются сохранить чувство реализма. Если еще десять лет назад в интеллектуальных кругах были популярны постмодернистские теории, то сейчас наметилась тенденция к квазиреализму, желанию очень четко проанализировать все, что происходит в обществе. Много авторов, которые работают на стыке игрового кино и документального, это и есть тот самый ответ коммерциализации. Даже Фрэнсис Форд Коппола выступил с резкой критикой в адрес своих коллег-режиссеров и актеров, называя их халтурщиками, людьми, отступившими от выражения максимально достоверной жизни, пусть даже через некоторую мифологичность.

Зритель постарше, уходя от инфантильности кино, нашел себе другую нишу – нишу телевидения. И люди зрелые смотрят «Безумцев» по той простой причине, что в большом кино они не находят адекватности, поэтому и существует такое распределение: кино становится все более молодым, а киношная эстетика перекочевывает на телеэкраны.

Л.М.: Трансформация сериала как жанра – интересная тема. Еще лет пять-семь назад в том, что ты смотришь сериалы, было стыдно признаться: сериалы были квинтэссенцией всего самого низкопробного. Сейчас же увлечение сериалами – норма, избавленная от чувства вины и стыда. В сериалах снимаются отличные актеры: Джереми Айронс, Джулия Ланг, Сэм Нилл, Питер О’Тул, Патриция Аркетт… Если Энтони Хопкинс сыграет в сериале, это будет в моем понимании окончательная капитуляция.

И.С.: В середине 90-х я сотрудничал с российским изданием, которое занималось анонсами кино- и телепроектов, и одним из заданий, которое я получил, был анализ бразильского сериала. И, скажу вам, я очень изменил свое мнение об этом жанре: именно в силу того, что первое, что я увидел, – крепкие драматургические схемы, которые работали на житейское правдоподобие. Безусловно, определенные клише присутствовали, но это закон жанра: страсть, любовь, амнезия, больницы… Это те безусловные вещи, вокруг которых все должно вращаться.

Да, есть сериалы, сделанные для армии домохозяек, которые не только отвлекаются от повседневных дел, но и смотрят сериалы параллельно с уборкой и готовкой (телевизор здесь работает как радиоточка), при этом прекрасно понимают, кто кого любит и что происходит по сюжету. Такой тип теленовелл, который культивировался долгое время, действительно ничего в себе не несет, кроме, быть может, пародийного начала.  Но – парадокс – в лучших образчиках жанра теленовеллы в основе всегда находились более тонкие вещи. Особенно это заметно у бразильцев, я даже одно время подсел, мне было интересно смотреть: я видел блистательную актерскую работу (не так-то просто долгое время вживаться в героя) и, главное, достоверность. Одно дело, когда ты следишь за сюжетом, другое – когда начинаешь сопереживать.

В связи с этим можно вспомнить феномен Педро Альмодовара, который вышел из мыльных опер. Поэтому хочу сказать: если вы не любите мыльные оперы, вы ни черта не поймете в Альмодоваре, его художественный почерк существует не на уровне пародии, а на уровне большой любви к этому жанру. Ведь в латиноамериканских страстях нет ничего плохого; и это не просто часть массовой культуры – это часть культуры в общем. В какой-то степени эти сериалы научили меня смотреть кино другими глазами. И, если сейчас мне предложат на выбор американский, бразильский или итальянский сериал, я выберу бразильский.

Предпосылки к сегодняшней популярности сериалов существовали еще в те годы, а Голливуд обратил внимание на сериальную продукцию благодаря каналу HBO, который в 90-е сделал небольшую революцию, предлагая своим пользователям картины, которые нельзя было увидеть в классическом тв-формате и которые могли бы оторвать зрителя от больших кинопроектов. Ведь американцы любят ходить в кино, но, когда им создают комфортные условия для просмотра дома, они к этому очень благосклонно относятся. Вышел ряд мини-сериалов, не похожих на то, что предлагал кинопрокат, что помогло каналу получить высокие рейтинги и получило продолжение на других каналах. А когда взрослое кино стало вытесняться, ему пришлось занять нишу на телевидении. Конечно, я не могу сказать на сто процентов, что сериалы способны заменить кино: сериал остается сериалом, но они демонстрируют то, что зачастую не может большой экран, где из-за усредненной общей аудитории выпадают резкие психологические моменты, эротика, насилие и проч.

Модератор: То есть, большое кино сейчас движется по направлению к максимально возможному уровню психологического комфорта?

И.С.: Конечно. Есть два типа кино. Первый тип можно назвать «продуктом», и в этом товаре все должно быть напичкано соответствующими нитратами, он должен иметь красивые формы, максимум искусственности для придания радости. Это кино, которое нас развлекает, уводит от проблем, мы должны провести полтора часа в таком кайфе и адреналине, чтобы после выдохнуть – и забыть. И ждать следующий – такой же – фильм. Это просто смена картинок и то, что мы называем типичным продуктом общества потребления, и задача здесь – насыщаться и ждать следующей порции.

Другой тип кинематографа (авторское, другое, фестивальное, или арт-кино) во главу угла ставит не принцип развлечения и ублажения. Он гладит нас против шерсти, оставляет отпечаток. Как хорошее вино, оставляет послевкусие. Бывает, я смотрю кино и ловлю себя на мысли, что мучаюсь: смотрю на часы, подсчитываю, сколько осталось. А уже потом понимаю, что с каждым днем думаю о нем все больше и больше, и наступает определенный час Х, когда это кино вдруг попадает в список моих любимых. Просмотр хорошего кино – это труд, порой физический, изнуряющий.

Л.М.: Для меня таким фильмом стал «Скрытое» Михаэля Ханеке. Я не могла дождаться, когда он закончится, но спустя несколько дней я его пересмотрела, потому что у меня осталась масса вопросов. Я пересматривала его несколько раз и, думаю, буду еще, потому что ответ, который я нашла, меня не удовлетворил. А ваши примеры?

И.С.: Вы упомянули Ханеке, и это действительно автор, которого хочется назвать неудобным. Он выворачивает наше подсознание наизнанку, но как он это делает? Через сверхбуржуазную респектабельность, спокойствие, благородство – апофеоз культуры – он показывает такие стороны человеческой натуры, о которых не хочется даже говорить; и в этом противоречии есть своего рода удовольствие. У Ханеке нет динамичного действия, мы видим растянутое во времени, равнозначном реальному, событие (что считается неправильным для кинематографа), и оно мучает нас тем, что ничего не происходит, или, напротив, мучает сгустком невыносимо реального насилия. Мы не можем отвести глаза и спастись в следующем кадре, и Ханеке заставляет нас смотреть на то, от чего мы непременно бы отвернулись в реальной жизни.

Л.М.: У меня есть четыре режиссера, все фильмы которых мне безоговорочно нравятся: Данелия, де Сика, Иньярриту и Форман. Думаю, каждого из нас есть такие режиссеры, работы которых мы всегда ждем, – и они не подводят. Кто у вас?

И.С.: В первую очередь, это те авторы, которых уже нет, то, что мы называем классикой кино. Для меня такой режиссер – Франсуа Трюффо. Любая его картина для меня всегда момент наслаждения; один или два эпизода всегда вводят меня в нужное эмоциональное состояние.

Л.М.: Хочу поговорить о «Листопаде». Последний фестиваль поразил программой: столько потрясающих картин! К сожалению, я посетила только один ночной сеанс, и этот фильм убил меня наповал – «В следующий раз я буду целиться прямо в сердце». Он дискомфортен: я привыкла видеть Гийома Кане в вальяжном амплуа, а здесь он в иной ипостаси, и как актер он поднялся в моих глазах на несколько ступеней. Но, помимо этого, мне в принципе понравился формат ночных показов: для меня это удобно. Как много людей в этом году посетило фестивальные просмотры?

И.С.: Наша команду уже пятый год занимается «Листопадом». И пять лет назад, и сейчас задача одна: привозить только качественное кино. Хотя раньше нас часто обвиняли: а где же гуманизм, доброе и вечное, луч надежды? Сейчас таких разговоров нет, хотя картины выбираем по тем же принципам. Да, в этом годы были и жанровые картины: «Голгофа», «Дурацкое дело нехитрое». Мы рады формату ночных показов, и я сам ходил на них, чтобы удостовериться, насколько это вообще может работать. Да, работает! Меня это порадовало, поэтому в следующий раз будем эту программу поддерживать с большим оптимизмом, культивировать и расширять.

Большое завоевание «Листопада» в том, что у нас было несколько фильмов, которые не светились на крупных фестивалях и еще не вышли в прокат. Так что наш фестиваль стал для них первым. Я, к счастью, могу сказать, что «Листопад» смог завоевать определенную аудиторию из тех, кто не гонится за легким зрелищем, развлечением. Причем это молодая аудитория, и это говорит о том, что мы сумели избавить фестиваль от его налета этакого номенклатурного прошлого. Таким людям всегда нужно что-то большее – и мы пытаемся эту нишу заполнить. |

Опубликовано в журнале Fashion Collection Belarus, февраль 2015