Минск, мы не любим тебя

В очередной раз возвращаясь в Минск (неважно откуда, но именно сейчас я буду говорить об Украине: из-за ментального сходства, отсутствия языкового барьера и по этой причине плотного общения с местными), я ощущаю горькое сожаление. Сейчас поймете, почему.

…Апрельский Киев радовал цветущими магнолиями, безумными друзьями и новым парфюмом. В неплохом магазине Niche (да, пусть будет реклама, ребята вполне ее заслужили на бескорыстных и вполне искренних началах) я схватила L’Orpheline, очередной «гробик» Лютанса, очередной гвоздик в гроб финансового благополучия.

Я не буду говорить о пирамиде этого аромата: если интересно, сами найдете, прочтете, затестите, в конце концов. Я хочу сказать несколько слов об аромате и флере городов. 

L’Orpheline – сиротка. Чистенькая, славная, но безмерно одинокая, бесконечно грустная.

Это наш с вами Минск. Наш с вами город, который, кажется, неслышно плачет по ночам из-за нашей с вами громкой нелюбви.

В Киеве у нас есть чудесный экскурсовод Саша. Так получилось, что мы говорили с ним не только о Киеве, но и о Минске. О Василе Быкове, память которого хранят многие и многие минские улицы, но ни один чиновник, в чьи обязанности входит городская топонимика. О Владимире Короткевиче, памятник которому есть в Киеве, зато в Минске – только надгробный. Мы вспоминали о том, с каким придыханием, любовью, нежностью, восхищением и гордостью киевляне, львовяне, одесситы (и проч.) говорят о своих родных городах. Их сердца равно городской пульс. Наши минские сердца и genius loci белорусской столицы не встречаются никогда.

Когда разрабатывали бренд для Минска, был, помнится, среди прочих проект с сердечками – что-то похожее на Нью-Йорк и Амстердам. Он был неплохим, но в силу своей оторванности от реальности казался худшим. Наверное, стоило бы перевернуть сердечки так, чтобы они стали похожи на жопу – это сделало бы концепцию символичной и честной. Нет, она говорила бы не о том, что Минск – жопа мира, но о том, что мы ежедневно выливаем на него тонны вербального дерьма. Это была бы смелая правда о нашей общей неблагодарности, коллективном предательстве и душевной атрофии.

«Для матери я был несмышленышем, для отца – помехой». Это слова из промо-интервью Сержа Лютанса, приуроченного к выходу L’Orpheline. Они звучат во мне, когда я иду по городу, где люди запретили себе ощущать и видеть хоть что-то, кроме стерильности главного проспекта.

Наш город – сиротка. Мы не любим его и постоянно говорим о нем все самое унизительное, что можно сказать по отношению к тому, кто тебя вырастил. Однажды зимой в Одессе у меня, наконец, открылись глаза: одесситы рассыпались в комплиментах Минску, а мы с подругой никак не могли поверить в то, что Минск может кому-то нравится. Мы даже говорили какие-то глупости о том, что собеседники, должно быть, Минска толком не видели. Это было чудовищно. Это было омерзительно.

С тех пор мы завязали с этим помешательством. Серым и неприглядным становится только то, чему недостает любви. Минск – город, который никто не любит, заметила моя петербуржская подруга. Она живет здесь уже год и все это время тщетно пытается выискать хоть искорку теплоты у горожан. Да, есть тому определенные причины – целый сложный комплекс запутанных обстоятельств и причин, среди которых и синдром гостя проездом, и собрание анонимных тутэйшых, и «Минск – несбывшаяся фальшивая Вильня», и отсутствие долгих городских «династий», и много чего еще. Чушь, вот что.

Самым разумным сейчас кажется то, что пора остановить эту рефлексию – и просто полюбить. Безусловно. Вы же не отождествляете страну и государство – так сделайте то же самое с городом и администрациями, хотя проблема даже не в них. Никогда не говорите, что Минск депрессивный: мы сами делаем его таким. Город – лишь зеркало наших ожиданий. Попробуйте почувствовать не депрессивность – меланхоличность и неспешность. Тогда он оживет, честное слово.

И перестанет пахнуть пеплом несбывшихся надежд сиротки с бесконечно переписываемым именем.   

Еще по этой теме: удивительный фотопроект о Минске