(За иллюстрацию спасибо Vadzim Prakopčyk)
Я искренне считала, что в трех
статьях (для whereMinsk,
KYKY.org и L’Officiele Украина)
сказала на тему вышиванки все, что только можно, – и больше никогда не вернусь к этой теме, но на днях я присутствовала
при обсуждении моды на национальный орнамент (в узком) и моды на национальное
сознание (в более широком смысле) – стало очевидно: пока я выискивала бренды,
которые делают моду с этническими акцентами, кое-что глобальное осталось за
рамками.
Во-первых, я очень рада, что
вопрос часто ставится именно так: говорит ли популярность вышиванки о том, что
наше национальное самосознание активно формируется? Такая формулировка красноречива:
это значит, никто не питает прекраснодушных иллюзий на тему того, будто бы наша
белорусская идентичность имеет четкие формы. Вообще, мы так обильно
рефлексируем на тему национальной идеи, что, кажется, белорусская национальная
идея – именно в том, чтобы непрерывно рефлексируя искать белорусскую национальную
идею; такое себе странствие Агасфера, муки Тантала и труды Сизифа. И это
странствие, муки и труды не должны прерываться ни на секунду – так же, как и не
могут быть завершены. Наша белорусская идея – глагол несовершенного вида.
Эйфория от вышиванок несколько
потускнела – и у многих появились закономерные вопросы. Мне кажется, их стоит
систематизировать.
Вопрос первый и главный: не
девальвируется ли историческая ценность национальных орнаментов стараниями
маркетологов и дизайнеров. Вообще, мы все понимаем, что современные маркетологи
способны девальвировать и опошлить все что угодно, реагируя на соцзаказ, и
вышиванка здесь не исключение. Мы наблюдали эскалацию тренда и его спад: от
коллекций дизайнерской одежды уровня масс-маркет и pret-a-porte deluxe до предложений на Aliexpress,
от бессмысленных решеток для барбекю до мэйк-фотосетов. Не все идеи были
хороши, случался дикий китч, но это нормальное явление: развитие любого свежего,
еще неосвоенного визуального тренда предполагает простор не только для
фантазий, но и для спекуляций, которые порождают некоторое количество «пены». Cо временем эта «пена» схлынет – наступит закономерный переход количества в
качество, и тенденция выкристаллизуется во что-то очень настоящее, далекое от
архаики. Что касается архаики и сакральной составляющей орнамента, о которой
так беспокоятся этнографы и искусствоведы, могу только повториться. Волноваться
о десакрализации, разрушении или размытии семантики символов я бы тоже не
спешила. Во-первых, всегда был и остается узкий круг хранителей – профессиональных
этнографов, и это их задача – фиксировать и сохранять то, что кажется им
сакральным. Но никак не монополизировать. У них своя методология изучения, и
никто не покушается на науку: этнографу – этнографово, дизайнеру – дизайнерское.
Второе – массовая популяризация, помимо некоторых минусов, несет и мощный
позитивный заряд: модная в этот момент времени принтованная майка может стать
сильным импульсом, который породит исследовательский интерес пусть не в
тысячах, но в десятках людей.
Еще один момент, который
нивелирует опасность «размытия традиции»: давайте для начала определим тот milestone, на который будем
ориентироваться. До него, мол, традиция. После него – вариация. Есть
распространенное мнение, что вышиванка на то и вышиванка, что должна быть
вышита, но никак не принтована. Окей, мы заговорили о технологической стороне
процесса: наши прапрабабушки вышивали льном, наши бабушки – мулине, и значит ли
это, что прабабушки могли обвинять своих дочерей и внучек в том, что те
частично разрушают локальную ремесленную традицию, используя не те материалы? Для меня вопрос с
каноном остается открытым, потому что строгого канона в части материалов, как
мне кажется, нет и не может быть. У Нила Геймана есть роман «Американские
боги», где он говорит о том, что я бы повторила: законсервированная и
зацементированная традиция обречена на музейную кому.
И потом, модная индустрия не
ставит перед собой задачи осквернять символы, это источник инспирации, и
священных коров нет: мы видели и циркуль Великого архитектора, и
каббалистическое Древо Жизни в коллекциях, и разве христиан оскорбляют кресты
в украшениях от Доменико Дольче и Стефано Габбана? Разумеется, нет, поэтому хватит
истерить: сакральное, если вы верите в него, остается сакральным вне
зависимости от интерпретаций. Впрочем, если не верите, все равно остается.
Вопрос номер два: «Я не хочу,
чтобы вышиванка стала репрезентативным символом Беларуси». Это мнение я
услышала от дизайнера Арнеста М. – потом все же поняла, о чем он
беспокоится. Арнест считает традицию вышиванки и ее современные интерпретации
шагом назад, в аграрное прошлое Беларуси, и хочет, чтобы Беларусь в мире
узнавали не по орнаментам, а по литераторам, философам, музыкантам и т.д. – тем,
кто формирует современную культуру без малейшего намека на исторический
контекст. Окей, это тоже неплохо (если отмахнуться от лезущих в глаза
постколониальных комплексов и чересчур резкого элитарного подхода), но мы при
всем желании не можем перемахнуть через десять ступенек, как не можем
игнорировать и масскульт. Аналитик моды Андрей Аболенкин однажды сказал то, что
намертво въелось в мою память: «Нужно работать с тем, что есть». Я вижу в этом
здравый смысл и залог здравой эволюции. Вышиванка может стать частью фундамента,
и не стоит воспринимать ее как конечное УТП Беларуси (его, думаю, мы
увидим еще не скоро; это же наш национальный спорт и квест – искать собственную
идентификацию, помните?). Но без вышиванки индентификационный код мы вряд ли
выстроим.
Третье, с чего, пожалуй, и надо
было начать. В чем причины того, что вышиванка стала такой популярной именно
сейчас? Не три года назад и не пять? Мода тесно связана с политикой, хоть это
многим и неочевидно. Наша история с вышиванкой началась с Майдана 2014: был
общий всплеск нацсознания, была активность fashion-community,
Дарья Шаповалова активно продвигала идею вышиванки среди своих зарубежных
коллег по моде – апогеем стали Леандра Медин и Анна делло Руссо в вышиванках
Виты Кин и статья в американском Vogue, провозглашающая new fashion trend. Вышиванка как нарочно попала в
стилистику 70-х, которые рулили весной и летом. Украинский/белорусский орнамент
стал свежим выразительным средством для дизайнеров, которые задыхаются от отсутствия
новых идей. (Кстати, хинт: помимо вышиванки есть еще вытинанка и
ткачество) Параллельно вышиванка стала набирать популярность и у нас – думаю, не
столько по инерции, сколько от подспудного страха. Украинцы надели вышиванки,
чтобы не потерять себя, белорусы – чтобы, наконец, себя найти.
Сложно найти себя, если еще сто
лет назад над нами навис свинцовый приговор Янки Купалы, наше локальное
проклятье «тутэйших». Неразбериха с государственными символами и двуязычие не внесли ясности, и мы на протяжении всей истории независимой Республики Беларусь
существуем в состоянии разорванности и неопределенности – вышитые символы из
прошлого, появившись в общем фокусе внимания, стали ответом для всех. Они
всегда были нашими, они красивы и, что тоже важно, ничем себя не
компрометировали и не вызывают никаких разночтений. То есть с точки зрения объединяющего символа
они репутационно безупречны – поэтому и понравились подавляющему большинству.
Вопрос четвертый. Он
довольно-таки глупый, и я даже не думала, что такое может на самом деле
заботить кого-то здесь, в Беларуси. Но он позвучал в той дискуссии: не вызовет
ли мода на вышиванки всплеск агрессивного национализма? Возможно, среди нас шелестел
вопрошающий призрак Егорки Просвирнина, который всерьез озабочен тем, что
госдеп двигает проект «Vyshyvanka»
в братских странах, чтобы затем растоптать белую славянскую грудь натовским
сапогом. Или, возможно, это снова проявление постколониальных комплексов:
дяденька, а можно? это не обидит старшего брата? наша культура для вас не
токсична ли?
Просто спросите про связь
радикального национализма и вышиванки у своей бабушки. Уж она ответит.
Читать на эту тему: С белорусским акцентом
No comments:
Post a Comment